(no subject)
Oct. 30th, 2010 04:56 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Продолжение главы о Такасуги Синсаку из книжки «The Revolutionary Origins of Modern Japan », начало здесь. На всякие случаи –
_chimera_ переводит главу о Кусаке Гэндзуе.
О деятельности Такасуги в Шанхае можно судить на основании его дневниковых записей. Они свидетельствуют о пристальном внимании к важным деталям. Он заметил процветающую торговлю на великой Янцзы, деятельность иностранных консульств и печальные условия жизни простых китайцев. Он был очевидцем военных событий в Тайпее. Из увиденного Такасуги заключил, что Китай фактическим стал европейской колонией. 21 мая 1862 г. он проходил через мост, построенный англичанами в ответ на отказ китайцев возводить новый взамен упавшего, где взималась пошлина. Китайцы всякий раз платили пеню, переходя через мост. Такасуги записал в дневнике: «Похоже, китайцев просто используют. Когда по улице идёт англичанин или француз, китайцы разбегаются. Шанхай – китайский город, но разве он не английская или французская колония?» Некоторые жители Шанхая угадывали зловещие признаки, которые Такасуги разглядел сразу же. Привычка к размышлениям и любознательность позволили ему быстро сделать выводы и определить разницу между реакцией Китая и Японии на Запад. Эти важные навыки Такасуги приобрёл в Сондзюку.
Когда Такасуги вернулся наконец в Хаги через семь месяцев, он немедленно поделился увиденным с соучениками по Сондзюку. Подробное описание шанхайской жизни можно найти в двух августовских (1862 г.) письмах к Кусаке, где объясняется необходимость радикальных мер для спасения Японии от подобной судьбы. Обыкновение делать политические доклады вновь послужило движению Сондзюку.
Монашество
Вскоре после возвращения из Шанхая Такасуги вновь расстроился: хитроумная закулисная деятельность Тёсю в столице не приносила ощутимых результатов. Лидеры Тёсю поняли наконец, что общественное мнение быстро не изменишь. А Такасуги в порыве раздражения ушёл в монахи. Проведя в Хаги несколько недель после возвращения из Китая, Такасуги отправился в Киото и 23 августа официально доложил даймё о своём китайском путешествии. Пару дней спустя ему вернули официальный статус, сделав на сей раз представителем (клана) при придворной академии (Гакусюин-ё гакари). Это означало непривычную вовлечённость в столичную политику.
В сентябре Такасуги переехал в Киото, где Кусака - только что освобождённый из-под домашнего ареста в Хаги – пытался подорвать авторитет бакуфу, устраивая уличные беспорядки. Такасуги это совсем не нравилось – ненадёжно, опасно и вряд ли даст серьёзные результаты. В письме Кидо Коину он жаловался, что такие занятия, как сношения с двором, ходатайства Мацудайре Ёсинаге из клана Этидзэн, нападения на мелких чиновников бакуфу и совместные заговоры с самураями Мито и Сацума бессмысленны. Такасуги полагал, что Тёсю следует забыть об этом и избрать более прямую честную политику.
Кидо не ответил согласием; тогда Такасуги переключился на Суфу. Суфу, осторожный лидер группы законодателей, понимал, как Кусака и Коин, что столичная власть расшатана и без помощи Тёсю. Он ответил Такасуги в таком духе: «Всё так, как Вы говорите; однако ваше предложение слишком неожиданно. Возможность появится лет через десять. А пока важно ослаблять влияние бакуфу, даже понемногу. Как насчёт послужить пока в сфере образования?»
Но Такасуги вовсе не собирался быть чиновником в сфере образования. Ему хотелось военного поприща. Задетое самолюбие заставило его оповестить верхушку клана 15 марта 1863 г, что десять лет, потребные для выжидания благоприятного момента, он намерен провести, спокойно продолжая учёбу и размышления. В подтверждение своих слов он выбрил голову, как буддийский монах, и поменял имя на Тогё, что означает «идущий на восток», и подчёркивающее его стремление заняться духовными вопросами. Такасуги славился своим упрямством, и клан разрешил ему желанное десятилетнее освобождение от общественных обязанностей.
Недовольный активист покинул Киото 26 марта 1863 г. Он пропил свои дорожные деньги задолго до отъезда, и ему дважды пришлось занимать их: у Суфу и в осакской резиденции клана Тёсю. По прибытии в Хаги 4 октября он спокойно жил в районе Мацумото со своей женой, на которой женился по настоянию отца в начале 1860 г. Такое удаление от общественной жизни было вполне в духе Такасуги. Он предпочёл исчезнуть, чтобы не участвовать в сомнительном предприятии.
Командир
Верхушка клана мало нуждалась в упорной прямоте Такасуги на фоне нестабильной столичной политики; однако это его свойство пригодилось чуть позже. В июне 1863 г. для него в конце концов нашлось дело, соответствующее его склонностям и темпераменту. 5 октября войска Тёсю открыли стрельбу по иностранным кораблям в проливе Симоносэки в соответствии с девизом двора и бакуфу «изгнание иностранцев»; однако 5 июня французские военные суда «Семирамида» и «Танкред» открыли огонь по подразделению Кусаки Гэндзуя «Комёдзи». Сам Кусака к тому времени вернулся в Киото – искать поддержку среди других кланов в деле изгнания иностранцев; он был уверен в надёжности своих береговых батарей.
Верхушка клана Тёсю явно имела в виду далеко идущие цели, когда способствовала вооружению кусакиного «Комёдзи» винтовками западного образца и подчинению его правительству; а ещё - спешно затребовала присутствия Такасуги в Симоносэки. От него ждали эффективных военных действий против иностранного присутствия. Прибыв в Симоносэки 6 июня, через неделю Такасуги вооружил около 60 человек из «Комёдзи» винтовками, добавил к ним сторонних добровольцев – и назвал свой объединение «Кихэйтай». С самого начала он заявил, что социальный статус не будет иметь никакого значения в его войсках. Кихэйтай, как и Сёка Сондзюку, опирался на принцип личных качеств и заслуг.
Создание вооружённого объединения Кихэйтай было делом жизни Такасуги. Ещё раньше он выказывал страстное желание побыть полевым командиром (примечание: в письме к отцу от 28 июня 1856 г. Такасуги подчеркнул своё желание стать однажды командиром передового отряда (сэмпо тайсё). Кихэйтай не носил временный характер, как киотоские неофициальные объединения; руководство Кихэйтаем куда больше соответствовало пылкому темпераменту Такасуги, нежели столичные мелкополитические происки. Грубоватая самоуверенность, из-за которой его считали в Киото угрюмым, давала ему преимущества в новой роли командира. Только заложив твёрдую основу Кихэйтая, он обратился к дипломатической деятельности на том же поле. Когда в августе 1863 г. Кихэйтай вступил в небольшой конфликт с дворянским Сэмпотаем, он не раздумывая вернулся и, используя своё служебное положение, добился примирения между наследником и политическими партиями – и сохранил отряд.
Одобрение устройства Кихэйтая Таксуги получил и сверху – его повысили в должности, 15 августа он стал сэйякумутё. Одновременно ему пожаловали 160 коку за личные заслуги – независимо от отцовских 150 коку. В начале октября он передал управление Кихэйтаем нескольким доверенным заместителям в Огори и двинулся в Ямагути, на новую службу.
Ограничение
Возврат к чиновничьей работе стал для Такасуги настоящим вызовом. После событий 18 августа 1863 года сотни молодых сторонников императора, поддерживаемые кланом Тёсю, пришли в Киото и встали лагерем у Митадзири; с ними были «семеро благородных мужей» во главе с Сандзё Санэтоми. С самого начала юношами двигало стремление вернуться в такую притягательную столицу; оттого верхушка клана просила Такасуги о помощи в деле осторожного их разубеждения.
Задача имела одну особенность: Кидзима Матабэй, командир Югэкитай, просил разрешения вернуться со своим подразделением в Киото; более того, он угрожал непослушанием в случае запрета. По приказу клана Такасуги 24 января 1964 г. Отправился в Митадзири, на встречу с Кидзимой. Несколько дней оба горячо обсуждали вопрос наступления на Киото; Кидзима согласился только на то, чтобы до наступления на столицу связаться лично с Кусакой, Кидо и Сисидо Куробэем
При таком положении дел Такасуги совершенно спокойно мог доложить в Ямагути, что, мол, дело не выгорело – и просить дальнейших инструкций. Вместо этого он решил самолично сопровождать Кидзиму в Киото, где легко мог попасться чиновникам бакуфу. Они выехали вдвоём 28 января.
Приём сработал. В Киото Кидзима в одиночку, без своего привычного окружения, встречался последовательно с Кусакой, Сисидо и Кидо, которые подробно объяснили ему, чем худо немедленное нападение на столицу, и отговорили его.
Устроив визит Кидзимы в Киото, Такасуги подал плохой пример Югэкитаю: ни он сам, ни Кидзима не имели разрешения на путешествие.
Но главная причина страстного желания Югэкитая вернуться в столицу всё ещё остаётся без внимания. Люди продолжали поодиночке просачиваться в столицу, особенно в феврале и марте, хотя правительство ужесточило контроль на заставах и поручило небольшой группе роялистов охрану чиновников Тёсю. Более того, члены Югэкитая поникали не только в Киото, но и в ополчение Тёсю. Таким образом, усилия Такасуги, направленные на ограничение Югэкитая, остались полумерой. А ещё поспешный уход из клана вместе с Кидзимой возымел немедленные последствия: Такасуги вновь покинул эпицентр политики Тёсю.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
О деятельности Такасуги в Шанхае можно судить на основании его дневниковых записей. Они свидетельствуют о пристальном внимании к важным деталям. Он заметил процветающую торговлю на великой Янцзы, деятельность иностранных консульств и печальные условия жизни простых китайцев. Он был очевидцем военных событий в Тайпее. Из увиденного Такасуги заключил, что Китай фактическим стал европейской колонией. 21 мая 1862 г. он проходил через мост, построенный англичанами в ответ на отказ китайцев возводить новый взамен упавшего, где взималась пошлина. Китайцы всякий раз платили пеню, переходя через мост. Такасуги записал в дневнике: «Похоже, китайцев просто используют. Когда по улице идёт англичанин или француз, китайцы разбегаются. Шанхай – китайский город, но разве он не английская или французская колония?» Некоторые жители Шанхая угадывали зловещие признаки, которые Такасуги разглядел сразу же. Привычка к размышлениям и любознательность позволили ему быстро сделать выводы и определить разницу между реакцией Китая и Японии на Запад. Эти важные навыки Такасуги приобрёл в Сондзюку.
Когда Такасуги вернулся наконец в Хаги через семь месяцев, он немедленно поделился увиденным с соучениками по Сондзюку. Подробное описание шанхайской жизни можно найти в двух августовских (1862 г.) письмах к Кусаке, где объясняется необходимость радикальных мер для спасения Японии от подобной судьбы. Обыкновение делать политические доклады вновь послужило движению Сондзюку.
Монашество
Вскоре после возвращения из Шанхая Такасуги вновь расстроился: хитроумная закулисная деятельность Тёсю в столице не приносила ощутимых результатов. Лидеры Тёсю поняли наконец, что общественное мнение быстро не изменишь. А Такасуги в порыве раздражения ушёл в монахи. Проведя в Хаги несколько недель после возвращения из Китая, Такасуги отправился в Киото и 23 августа официально доложил даймё о своём китайском путешествии. Пару дней спустя ему вернули официальный статус, сделав на сей раз представителем (клана) при придворной академии (Гакусюин-ё гакари). Это означало непривычную вовлечённость в столичную политику.
В сентябре Такасуги переехал в Киото, где Кусака - только что освобождённый из-под домашнего ареста в Хаги – пытался подорвать авторитет бакуфу, устраивая уличные беспорядки. Такасуги это совсем не нравилось – ненадёжно, опасно и вряд ли даст серьёзные результаты. В письме Кидо Коину он жаловался, что такие занятия, как сношения с двором, ходатайства Мацудайре Ёсинаге из клана Этидзэн, нападения на мелких чиновников бакуфу и совместные заговоры с самураями Мито и Сацума бессмысленны. Такасуги полагал, что Тёсю следует забыть об этом и избрать более прямую честную политику.
Кидо не ответил согласием; тогда Такасуги переключился на Суфу. Суфу, осторожный лидер группы законодателей, понимал, как Кусака и Коин, что столичная власть расшатана и без помощи Тёсю. Он ответил Такасуги в таком духе: «Всё так, как Вы говорите; однако ваше предложение слишком неожиданно. Возможность появится лет через десять. А пока важно ослаблять влияние бакуфу, даже понемногу. Как насчёт послужить пока в сфере образования?»
Но Такасуги вовсе не собирался быть чиновником в сфере образования. Ему хотелось военного поприща. Задетое самолюбие заставило его оповестить верхушку клана 15 марта 1863 г, что десять лет, потребные для выжидания благоприятного момента, он намерен провести, спокойно продолжая учёбу и размышления. В подтверждение своих слов он выбрил голову, как буддийский монах, и поменял имя на Тогё, что означает «идущий на восток», и подчёркивающее его стремление заняться духовными вопросами. Такасуги славился своим упрямством, и клан разрешил ему желанное десятилетнее освобождение от общественных обязанностей.
Недовольный активист покинул Киото 26 марта 1863 г. Он пропил свои дорожные деньги задолго до отъезда, и ему дважды пришлось занимать их: у Суфу и в осакской резиденции клана Тёсю. По прибытии в Хаги 4 октября он спокойно жил в районе Мацумото со своей женой, на которой женился по настоянию отца в начале 1860 г. Такое удаление от общественной жизни было вполне в духе Такасуги. Он предпочёл исчезнуть, чтобы не участвовать в сомнительном предприятии.
Командир
Верхушка клана мало нуждалась в упорной прямоте Такасуги на фоне нестабильной столичной политики; однако это его свойство пригодилось чуть позже. В июне 1863 г. для него в конце концов нашлось дело, соответствующее его склонностям и темпераменту. 5 октября войска Тёсю открыли стрельбу по иностранным кораблям в проливе Симоносэки в соответствии с девизом двора и бакуфу «изгнание иностранцев»; однако 5 июня французские военные суда «Семирамида» и «Танкред» открыли огонь по подразделению Кусаки Гэндзуя «Комёдзи». Сам Кусака к тому времени вернулся в Киото – искать поддержку среди других кланов в деле изгнания иностранцев; он был уверен в надёжности своих береговых батарей.
Верхушка клана Тёсю явно имела в виду далеко идущие цели, когда способствовала вооружению кусакиного «Комёдзи» винтовками западного образца и подчинению его правительству; а ещё - спешно затребовала присутствия Такасуги в Симоносэки. От него ждали эффективных военных действий против иностранного присутствия. Прибыв в Симоносэки 6 июня, через неделю Такасуги вооружил около 60 человек из «Комёдзи» винтовками, добавил к ним сторонних добровольцев – и назвал свой объединение «Кихэйтай». С самого начала он заявил, что социальный статус не будет иметь никакого значения в его войсках. Кихэйтай, как и Сёка Сондзюку, опирался на принцип личных качеств и заслуг.
Создание вооружённого объединения Кихэйтай было делом жизни Такасуги. Ещё раньше он выказывал страстное желание побыть полевым командиром (примечание: в письме к отцу от 28 июня 1856 г. Такасуги подчеркнул своё желание стать однажды командиром передового отряда (сэмпо тайсё). Кихэйтай не носил временный характер, как киотоские неофициальные объединения; руководство Кихэйтаем куда больше соответствовало пылкому темпераменту Такасуги, нежели столичные мелкополитические происки. Грубоватая самоуверенность, из-за которой его считали в Киото угрюмым, давала ему преимущества в новой роли командира. Только заложив твёрдую основу Кихэйтая, он обратился к дипломатической деятельности на том же поле. Когда в августе 1863 г. Кихэйтай вступил в небольшой конфликт с дворянским Сэмпотаем, он не раздумывая вернулся и, используя своё служебное положение, добился примирения между наследником и политическими партиями – и сохранил отряд.
Одобрение устройства Кихэйтая Таксуги получил и сверху – его повысили в должности, 15 августа он стал сэйякумутё. Одновременно ему пожаловали 160 коку за личные заслуги – независимо от отцовских 150 коку. В начале октября он передал управление Кихэйтаем нескольким доверенным заместителям в Огори и двинулся в Ямагути, на новую службу.
Ограничение
Возврат к чиновничьей работе стал для Такасуги настоящим вызовом. После событий 18 августа 1863 года сотни молодых сторонников императора, поддерживаемые кланом Тёсю, пришли в Киото и встали лагерем у Митадзири; с ними были «семеро благородных мужей» во главе с Сандзё Санэтоми. С самого начала юношами двигало стремление вернуться в такую притягательную столицу; оттого верхушка клана просила Такасуги о помощи в деле осторожного их разубеждения.
Задача имела одну особенность: Кидзима Матабэй, командир Югэкитай, просил разрешения вернуться со своим подразделением в Киото; более того, он угрожал непослушанием в случае запрета. По приказу клана Такасуги 24 января 1964 г. Отправился в Митадзири, на встречу с Кидзимой. Несколько дней оба горячо обсуждали вопрос наступления на Киото; Кидзима согласился только на то, чтобы до наступления на столицу связаться лично с Кусакой, Кидо и Сисидо Куробэем
При таком положении дел Такасуги совершенно спокойно мог доложить в Ямагути, что, мол, дело не выгорело – и просить дальнейших инструкций. Вместо этого он решил самолично сопровождать Кидзиму в Киото, где легко мог попасться чиновникам бакуфу. Они выехали вдвоём 28 января.
Приём сработал. В Киото Кидзима в одиночку, без своего привычного окружения, встречался последовательно с Кусакой, Сисидо и Кидо, которые подробно объяснили ему, чем худо немедленное нападение на столицу, и отговорили его.
Устроив визит Кидзимы в Киото, Такасуги подал плохой пример Югэкитаю: ни он сам, ни Кидзима не имели разрешения на путешествие.
Но главная причина страстного желания Югэкитая вернуться в столицу всё ещё остаётся без внимания. Люди продолжали поодиночке просачиваться в столицу, особенно в феврале и марте, хотя правительство ужесточило контроль на заставах и поручило небольшой группе роялистов охрану чиновников Тёсю. Более того, члены Югэкитая поникали не только в Киото, но и в ополчение Тёсю. Таким образом, усилия Такасуги, направленные на ограничение Югэкитая, остались полумерой. А ещё поспешный уход из клана вместе с Кидзимой возымел немедленные последствия: Такасуги вновь покинул эпицентр политики Тёсю.
no subject
Date: 2010-10-31 07:55 pm (UTC)no subject
Date: 2010-10-31 08:07 pm (UTC)