(no subject)
Oct. 29th, 2012 07:24 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
maitai_1_again…после большого нечаянного перерыва я взялась завершить наконец главу из книжки Traditions of East Asian Travel@, это продолжение киноприключений Такасуги; предыдущие части – здесь и здесь.
«Фильм [«Сигнальные огни»] вышел в ноябре на территории Китая и 28-го декабря в Японии – а через неполных восемь месяцев Япония потерпела сокрушительное поражение во Второй мировой войне. По-видимому, последняя сохранившаяся копия фильма принадлежала «Манчжурской кинокомпании» (Манъэй»), образованной в конце тридцатых под протекторатом Японии, и попала в Советский Союз после разгрома японский войск в Манчжурии в августе 1945-го года. И вот, в 2001-м году фильм обнаружился в груде плёнок - числом примерно 55 000 – в старом «Госфильмофонде». Оригинал, надо полагать, утерян.
«Сигнальные огни над Шанхаем» снят в военное время, и соответственно фильм проникнут идеологией Процветания Единой Азии («Тhe Greater East Asia Coprosperity Sphere»); в шанхайских кинокругах особенно сильно призывали противостоять навязчивому и ведущему к упадку влиянию Америки и Британии; это была не просто пропаганда. «Китайская кинокомпания» была создана в Шанхае, в 1939-м г. с подачи японских военных чинов – чтоб служить образцом «межнациональной (азиатской) компании ( кокусаку кайся ), и распоряжался там президент знаменитой «Това сёдзи компани» (в будущем – «Тохо това компани» ) Кавакита Нагамаса (1903 – 1981 гг.). Кавакита не был пешкой империалистских японских сил; он вырос в Китае, учился в Пекине и свободно владел китайским. И вообще, он был тесно связан с китайцами: в тридцатых годах снимал фильмы исключительно с китайскими актёрами и, сильно рискуя жизнью, желал освободиться от подчинения японской военщине.
Поэтому Кавакита и позаботился, чтобы в «Сигнальных огнях» играли китайские кинозвёзды, чтоб режиссёры ни от кого не зависели, чтобы сценарий не унижал китайцев – и чтобы при этом не нарушать диспозицию. Инагаки смог пригласить сценариста Фудзи Яхиро (род. в 1904 г.), с которым работал десять лет назад. Как позже вспоминал Яхиро, «предполагалось, что главным героем станет Годаи Томоацу; но пока искали воспоминания о Годаи, который не оставил путевых заметок о плавании в Шанхай, я понял, что нужно просмотреть дневник его товарища, Такасуги Синсаку… Ещё я поискал биографию Накамуда Кураноскэ… Читая дневники Такасуги, я понял, что тот нечаянно посражался с тайпинами».
В начале фильма в общем описывается, как Такасуги попал в число пассажиров «Сэндзаймару»; затем повествуется довольно подробно о его планах - совместно с революционно настроенным товарищем - убить Нагаи Ута (1819-1863 гг.), ключевую фигуру в движении за воссоединение двора и военного сословия, с целью предотвратить падение сёгуната Токугава. Известность Такасуги принёс ещё и поджог британского консульства в знак протеста – что в свою очередь вынудило князя Тёсю отправить его куда подальше, с глаз долой, от греха.
Действие начинается с того, как «Сэндзаймару» входит в Шанхайский порт, лавируя среди бесчисленных китайских судёнышек. Сразу же раздаётся звук выстрела, и Такасуги с сияющим лицом объясняет нескольким соотечественникам тут же на палубе, что вообще-то в Китае война. На вопрос - какая именно, он отвечает: тайпины сражаются с династией Цинь.
Надо признать, что Такасуги действительно владел некоторыми сведениями о тайпинах, потому что его учитель, Ёсида Сёин, переводил и редактировал китайские работы об этом восстании, и Такасуги их без сомнении видел. Кроме того, он узнал значительно больше из книг, взятых у британского миссионера Уильяма Мюирхеда.
Сразу по прибытии в Шанхай следует сцена, где гуляющие японцы видят правительственные войска, стреляющие вслед убегающему человеку. С его головы сваливается шляпа, а вместе с ней – фальшивая коса; такую причёску носили все китайцы мужского пола со времён манчжурского завоевания, и которую все тайпины обрезали в знак своей принадлежности к движению Сопротивления.
Яхиро, Инагаки и их коллеги в этом эпизоде чуть отклоняются от исторической правды: в описаниях путешественников, посетивших Китай в 1862-м году, такой эпизод не описан. Однако эпизод выстраивает ключевую связь между тайпинами и радикально настроенными самураями, и историческая неточность меркнет в сравнении с тем, что следует вскоре.
На протяжении всего фильма именно Такасуги отчётливо понимает, что американцы и англичане – настоящие враги всех азиатов. Однажды ночью он спасает вымышленного лидера повстанцев по имени Шень И Чжоу, и затем сближается с ним. (Лидера играет опытный, прекрасный актёр Мэй Си (1911 – 1983 гг.), к тому времени уже звезда китайского кинематографа) Шень служит не кому иному, как Ли Сю Чэну, «избранному царю» тайпинского Царства Небесного ( вы забыли уже наверняка – эт у них такой официальный, всетайпински признанный брат Христа, немелкий такой персонаж ). Его играет Янь Цзюнь (1917 – 1980 гг.). Шень подписал с англичанами контракт о поставке оружия, и он совершенно не понимает ненависти Такасуги к европейцам. Такасуги спрашивает его – риторически, разумеется – можно ли доверять англичанам и американцам, особенно ввиду унизительных договоров с китайцами по окончании Опиумных войн. Шень отвечает, что прошлое прошло, однако Такасуги спрашивает, не пугает ли его, Шеня, нынешнее положение Индии (о каковом Такасуги в сущности ничего и не знал). Ведь иностранные концессии в Шанхае, продолжает Такасуги, - первый шаг по направлению к разложению Китая. Шень с готовностью обвиняет чужеродное правление династии Цинь, и цель тайпинов, объявляет он – свергнуть этих манчжуров. Такасуги возражает: де он, будучи японцем, не может оставаться в стороне, потому что американцы с англичанами имеют такие же виды и на Японию. Шень не слушает аргументов своего упрямого собеседника; ведь в конце концов и европейцы, и тайпины - христиане. От этого довода у Такасуги шерсть встаёт дыбом, и диалог резко завершается.
Шень проникает в Шанхай с посланием от Ли Сю Чэна к британскому консулу, и там встречается с У. Г. Медхерстом (822-1885 гг.); последний сообщает ему, что европейцы не одобряют прямое нападение тайпинов на опиумные притоны и запрет на опиум в среде самих тайпинов, и на завоёванных ими территориях; сам Медхерст полагает, что людям свойственно стремление к разрушительным наркотическим веществам. Актёру, играющему Медхерста ( в титрах он назван просто Орловым) – около шестидесяти; существовал ещё Медхерст-старший (1796 – 1857 гг.), много писавший о сино-тибетской языковой группе, а также занимавшийся переводами фрагментов Библии на китайский язык.
(страницы 133 и 134 в гуглекниге не отображаются; пробел.)
Инагаки, Юэ и Яхиро ввели в сюжет ещё и героиню Ван Ин (её сыграла великолепная Ли Ли Хуа, род. в 1924 г.).
Ли начинала карьеру в пекинской опере и, вне всякого сомнения, ей дали возможность попеть немножко в кино. Позднее, после войны, она приобрела широкую популярность в Гонконге и Голливуде. Как поясняет её героиня, благодаря краткому пребыванию в китайском квартале Нагасаки она неплохо говорит по-японски, и таким образом нужна японцам в качестве проводника и переводчика. Большой вопрос, реально ли было присутствие такой женщины в Шанхае в 1862-м году; на её месте скорее должен бы быть мужчина. Разумеется, никаких следов женско-переводческого присутствия в дневниках пассажиров «Сэндзаймару» не обнаружено. Её присутствие тем не менее фильму необходимо: только благодаря ей Шень И Чжоу и Такасуги и смогли поговорить. Эти незначительные недостатки, полагаю, не способны преуменьшить историческую важность «Нороси ва Сянхай ни агару». Если таковые и есть в фильме, то это скорее дружба между тайпинами и Такасуги, метафора близости всех дальновидных японцев и китайцев. Как показано в фильме, Такасуги сильно симпатизирует лидеру тайпинов Шень И Чжоу, которого он предупреждал относительно вероломных европейцев. К концу фильма тайпинов вынудят отступить, и Шень бежит, спасая свою жизнь. Он ненадолго задерживается в своём доме и говорит своей сестре Сяо Хун (которую играет красотка Ван Дань Фэн, род. в. 1925 г.),
что хотел бы повидаться с японцем Такасуги ещё раз.
Она передаёт его слова, и Такасуги со своей переводчицей Ван Ин пробираются в трущобы шанхайского предместья, где видят, как армия тайпинов отступает, наголову разбитая. Такасуги всё-таки отыскивает Шеня, и оба много говорят, каждый на своём родном языке – не понимая ни слова из речи другого, тем не менее продолжая разговор, отвечая всякий раз: «Я понимаю, понимаю!». Смысл выходит противоположный, как если б они говорили: «Я не разбираю ни слова, но я сейчас понял, что по-настоящему важно: Азии нужно объединяться против западных захватчиков».
Ещё одно историческое несоответствие заключается в том, что Ли Сю Чэн и его войска ещё не отступили из Шанхая; они покинули город несколько недель спустя после отплытия Такасуги в Японию – в начале августа.
Америка почти не принимала участия в этих событиях, хотя в фильме о ней говорится с изрядной долей сарказма – в силу тех условий, в каких фильм создавался.
Встреча и беседы Такасуги и Шеня, конечно, чистая выдумка. Как мы видели, Такасуги никогда не видал тайпинов; если б они встретились, вряд ли он упомянул бы о них в своих рассказах вскользь. Любого тайпина, посмевшего бы (как Шень в кино) появиться на улицах Шанхая в своём необычном, вызывающем виде, немедленно казнили бы.
Вот здесь можно увидеть, как рядовой тайпин выглядел:
Или вот ещё – кадр из шибко раскрученного мальчикового кино, с отличным Джетом Ли:
Тем не менее автобиография Такасуги и его отчёт о шанхайском путешествии до жути точно совпадают с описаниями политической ситуации в восточной Азии в 1944-м году. В фильме много анахронизмов – например, флаг «хиномару» (современный японский), развевающийся над «Сэндзаймару» - предупреждающий против соглашательства с европейцами, презирающими саму необходимость находиться в Шанхае; западное надменное отношение к китайцам и тревога о том, что с Японией может случиться нечто даже худшее, чем с побеждённым Китаем. Хотя он не использовал слова «колония» - такого слова просто не существовало в японском языке 1862-го года; он называл Шанхай «зависимой от Британии территорией» ( дай-эй дзоккоку ).
Таким образом, у нас немало причин видеть в Такасуги один из первых образцов антиимпериализма; вполне возможно, что он и поддержал бы какое-нибудь паназиатское (во главе с Японией, уж само собой) движение. Существует, однако, большая разница между таким воображаемым Такасуги и Такасуги, сочувствующим тайпинам с их целью разгромить династию Цинь. В воспоминаниях режиссёра Инагаки, написанных в 1983-м г., об обстоятельствах создания фильма сказано следующее:
«Мы с Банцумой сняли китайско-японский фильм «Огни Шанхая» в Шанхае; главный его герой – Такасуги Синсаку. После поражения в Опиумных войнах династия Цинь вынуждена была подписать унизительные договоры с Британией, и Китай потерял свою независимость. В этих условиях повстанцы, известные как тайпины и имевшие квазихристианскую идеологию, ( поправка, извините, моя. ) начали борьбу с правительством. Такасуги Синсаку, Годаи Томоацу, Накамуда Кураноскэ и их товарищи плыли в Шанхай с целью купить корабль западного типа; их заинтересовала гражданская война в Китае – они предвидели, что подобное может произойти и с Японией. Наша история – не о мочиловках и не о головорезе-Банцуме, и я не собирался брать на себя бремя войны в Тихом Океане…
Мы с Банцумой сняли фильм за восемь месяцев в Шанхае. Когда фильм вышел, Япония и Шанхай как раз подвергались воздушным налётам, людям было не до кино. Но по крайней мере мы – те, кто делал фильм – спокойно наблюдали начало и завершение войны на Тихом океане: так же, как Такасуги наблюдал в фильме восстание тайпинов.
В фильме есть один комический эпизод, разряжающий общую атмосферу: однажды утром Годаи Томоацу (которого играет Цукигата Рюноскэ, 1902 – 1970 гг.) пытается дозваться в отеле парочку чрезвычайно пронырливых мальчишек на побегушках, чтобы они приготовили чай ему и Накамуда Кураноскэ (которого играет Исигуро Тацуя, 1911 – 1965 гг.). Он обнаруживает, что не может произнести простейшие слова по-китайски: «чай» пишется и произносится по-японски и по-китайски одинаково, но по-китайски – с другой, неуловимо другой интонацией. Спускается Такасуги и встревает в переговоры, произнося на разные лады «чай». Когда китаец начинает повторять за ним японское слово, Такасуги реагирует: «Корэ да!» \ «Да, это самое». Китаец начинает повторять теперь эту фразу, «корэ да», и убеждают себя в конце концов, что странные постояльцы желают гаолян цзю \ 高粱酒 - водку из красного тростника; чуть позже показывают, как Годаи отпивает глоток и тут же выплёвывает жидкость фонтаном.
Китайских мальчиков сыграли Хань Ланьгэнь (1909 – 1982 гг.) и Цзинь Сюцэнь, приобретшие впоследствии, в фильмах 1930-40-х известность наподобие восточных Лорела и Харди.»
Моё примечание:
Глава заканчивается ещё парой абзацев на сугубо кинематографическую тему и пассажем о милитаризме тёсю в частности и Японии вообще; мне не показалось, что они, абзацы, содержат любопытные сведения.
Книжка написана _очень живо_. Она – лучшая из трёх книг о китайском такасужьем путешествии, которые я листала туда-сюда. Буду тихонько мечтать о том, чтоб однажды её полностью перевели на русский язык – и сделали бы это много лучше, чем я.
«Фильм [«Сигнальные огни»] вышел в ноябре на территории Китая и 28-го декабря в Японии – а через неполных восемь месяцев Япония потерпела сокрушительное поражение во Второй мировой войне. По-видимому, последняя сохранившаяся копия фильма принадлежала «Манчжурской кинокомпании» (Манъэй»), образованной в конце тридцатых под протекторатом Японии, и попала в Советский Союз после разгрома японский войск в Манчжурии в августе 1945-го года. И вот, в 2001-м году фильм обнаружился в груде плёнок - числом примерно 55 000 – в старом «Госфильмофонде». Оригинал, надо полагать, утерян.
«Сигнальные огни над Шанхаем» снят в военное время, и соответственно фильм проникнут идеологией Процветания Единой Азии («Тhe Greater East Asia Coprosperity Sphere»); в шанхайских кинокругах особенно сильно призывали противостоять навязчивому и ведущему к упадку влиянию Америки и Британии; это была не просто пропаганда. «Китайская кинокомпания» была создана в Шанхае, в 1939-м г. с подачи японских военных чинов – чтоб служить образцом «межнациональной (азиатской) компании ( кокусаку кайся ), и распоряжался там президент знаменитой «Това сёдзи компани» (в будущем – «Тохо това компани» ) Кавакита Нагамаса (1903 – 1981 гг.). Кавакита не был пешкой империалистских японских сил; он вырос в Китае, учился в Пекине и свободно владел китайским. И вообще, он был тесно связан с китайцами: в тридцатых годах снимал фильмы исключительно с китайскими актёрами и, сильно рискуя жизнью, желал освободиться от подчинения японской военщине.
Поэтому Кавакита и позаботился, чтобы в «Сигнальных огнях» играли китайские кинозвёзды, чтоб режиссёры ни от кого не зависели, чтобы сценарий не унижал китайцев – и чтобы при этом не нарушать диспозицию. Инагаки смог пригласить сценариста Фудзи Яхиро (род. в 1904 г.), с которым работал десять лет назад. Как позже вспоминал Яхиро, «предполагалось, что главным героем станет Годаи Томоацу; но пока искали воспоминания о Годаи, который не оставил путевых заметок о плавании в Шанхай, я понял, что нужно просмотреть дневник его товарища, Такасуги Синсаку… Ещё я поискал биографию Накамуда Кураноскэ… Читая дневники Такасуги, я понял, что тот нечаянно посражался с тайпинами».
В начале фильма в общем описывается, как Такасуги попал в число пассажиров «Сэндзаймару»; затем повествуется довольно подробно о его планах - совместно с революционно настроенным товарищем - убить Нагаи Ута (1819-1863 гг.), ключевую фигуру в движении за воссоединение двора и военного сословия, с целью предотвратить падение сёгуната Токугава. Известность Такасуги принёс ещё и поджог британского консульства в знак протеста – что в свою очередь вынудило князя Тёсю отправить его куда подальше, с глаз долой, от греха.
Действие начинается с того, как «Сэндзаймару» входит в Шанхайский порт, лавируя среди бесчисленных китайских судёнышек. Сразу же раздаётся звук выстрела, и Такасуги с сияющим лицом объясняет нескольким соотечественникам тут же на палубе, что вообще-то в Китае война. На вопрос - какая именно, он отвечает: тайпины сражаются с династией Цинь.
Надо признать, что Такасуги действительно владел некоторыми сведениями о тайпинах, потому что его учитель, Ёсида Сёин, переводил и редактировал китайские работы об этом восстании, и Такасуги их без сомнении видел. Кроме того, он узнал значительно больше из книг, взятых у британского миссионера Уильяма Мюирхеда.
Сразу по прибытии в Шанхай следует сцена, где гуляющие японцы видят правительственные войска, стреляющие вслед убегающему человеку. С его головы сваливается шляпа, а вместе с ней – фальшивая коса; такую причёску носили все китайцы мужского пола со времён манчжурского завоевания, и которую все тайпины обрезали в знак своей принадлежности к движению Сопротивления.
Яхиро, Инагаки и их коллеги в этом эпизоде чуть отклоняются от исторической правды: в описаниях путешественников, посетивших Китай в 1862-м году, такой эпизод не описан. Однако эпизод выстраивает ключевую связь между тайпинами и радикально настроенными самураями, и историческая неточность меркнет в сравнении с тем, что следует вскоре.
На протяжении всего фильма именно Такасуги отчётливо понимает, что американцы и англичане – настоящие враги всех азиатов. Однажды ночью он спасает вымышленного лидера повстанцев по имени Шень И Чжоу, и затем сближается с ним. (Лидера играет опытный, прекрасный актёр Мэй Си (1911 – 1983 гг.), к тому времени уже звезда китайского кинематографа) Шень служит не кому иному, как Ли Сю Чэну, «избранному царю» тайпинского Царства Небесного ( вы забыли уже наверняка – эт у них такой официальный, всетайпински признанный брат Христа, немелкий такой персонаж ). Его играет Янь Цзюнь (1917 – 1980 гг.). Шень подписал с англичанами контракт о поставке оружия, и он совершенно не понимает ненависти Такасуги к европейцам. Такасуги спрашивает его – риторически, разумеется – можно ли доверять англичанам и американцам, особенно ввиду унизительных договоров с китайцами по окончании Опиумных войн. Шень отвечает, что прошлое прошло, однако Такасуги спрашивает, не пугает ли его, Шеня, нынешнее положение Индии (о каковом Такасуги в сущности ничего и не знал). Ведь иностранные концессии в Шанхае, продолжает Такасуги, - первый шаг по направлению к разложению Китая. Шень с готовностью обвиняет чужеродное правление династии Цинь, и цель тайпинов, объявляет он – свергнуть этих манчжуров. Такасуги возражает: де он, будучи японцем, не может оставаться в стороне, потому что американцы с англичанами имеют такие же виды и на Японию. Шень не слушает аргументов своего упрямого собеседника; ведь в конце концов и европейцы, и тайпины - христиане. От этого довода у Такасуги шерсть встаёт дыбом, и диалог резко завершается.
Шень проникает в Шанхай с посланием от Ли Сю Чэна к британскому консулу, и там встречается с У. Г. Медхерстом (822-1885 гг.); последний сообщает ему, что европейцы не одобряют прямое нападение тайпинов на опиумные притоны и запрет на опиум в среде самих тайпинов, и на завоёванных ими территориях; сам Медхерст полагает, что людям свойственно стремление к разрушительным наркотическим веществам. Актёру, играющему Медхерста ( в титрах он назван просто Орловым) – около шестидесяти; существовал ещё Медхерст-старший (1796 – 1857 гг.), много писавший о сино-тибетской языковой группе, а также занимавшийся переводами фрагментов Библии на китайский язык.
(страницы 133 и 134 в гуглекниге не отображаются; пробел.)
Инагаки, Юэ и Яхиро ввели в сюжет ещё и героиню Ван Ин (её сыграла великолепная Ли Ли Хуа, род. в 1924 г.).
Ли начинала карьеру в пекинской опере и, вне всякого сомнения, ей дали возможность попеть немножко в кино. Позднее, после войны, она приобрела широкую популярность в Гонконге и Голливуде. Как поясняет её героиня, благодаря краткому пребыванию в китайском квартале Нагасаки она неплохо говорит по-японски, и таким образом нужна японцам в качестве проводника и переводчика. Большой вопрос, реально ли было присутствие такой женщины в Шанхае в 1862-м году; на её месте скорее должен бы быть мужчина. Разумеется, никаких следов женско-переводческого присутствия в дневниках пассажиров «Сэндзаймару» не обнаружено. Её присутствие тем не менее фильму необходимо: только благодаря ей Шень И Чжоу и Такасуги и смогли поговорить. Эти незначительные недостатки, полагаю, не способны преуменьшить историческую важность «Нороси ва Сянхай ни агару». Если таковые и есть в фильме, то это скорее дружба между тайпинами и Такасуги, метафора близости всех дальновидных японцев и китайцев. Как показано в фильме, Такасуги сильно симпатизирует лидеру тайпинов Шень И Чжоу, которого он предупреждал относительно вероломных европейцев. К концу фильма тайпинов вынудят отступить, и Шень бежит, спасая свою жизнь. Он ненадолго задерживается в своём доме и говорит своей сестре Сяо Хун (которую играет красотка Ван Дань Фэн, род. в. 1925 г.),
что хотел бы повидаться с японцем Такасуги ещё раз.
Она передаёт его слова, и Такасуги со своей переводчицей Ван Ин пробираются в трущобы шанхайского предместья, где видят, как армия тайпинов отступает, наголову разбитая. Такасуги всё-таки отыскивает Шеня, и оба много говорят, каждый на своём родном языке – не понимая ни слова из речи другого, тем не менее продолжая разговор, отвечая всякий раз: «Я понимаю, понимаю!». Смысл выходит противоположный, как если б они говорили: «Я не разбираю ни слова, но я сейчас понял, что по-настоящему важно: Азии нужно объединяться против западных захватчиков».
Ещё одно историческое несоответствие заключается в том, что Ли Сю Чэн и его войска ещё не отступили из Шанхая; они покинули город несколько недель спустя после отплытия Такасуги в Японию – в начале августа.
Америка почти не принимала участия в этих событиях, хотя в фильме о ней говорится с изрядной долей сарказма – в силу тех условий, в каких фильм создавался.
Встреча и беседы Такасуги и Шеня, конечно, чистая выдумка. Как мы видели, Такасуги никогда не видал тайпинов; если б они встретились, вряд ли он упомянул бы о них в своих рассказах вскользь. Любого тайпина, посмевшего бы (как Шень в кино) появиться на улицах Шанхая в своём необычном, вызывающем виде, немедленно казнили бы.
Вот здесь можно увидеть, как рядовой тайпин выглядел:
Или вот ещё – кадр из шибко раскрученного мальчикового кино, с отличным Джетом Ли:
Тем не менее автобиография Такасуги и его отчёт о шанхайском путешествии до жути точно совпадают с описаниями политической ситуации в восточной Азии в 1944-м году. В фильме много анахронизмов – например, флаг «хиномару» (современный японский), развевающийся над «Сэндзаймару» - предупреждающий против соглашательства с европейцами, презирающими саму необходимость находиться в Шанхае; западное надменное отношение к китайцам и тревога о том, что с Японией может случиться нечто даже худшее, чем с побеждённым Китаем. Хотя он не использовал слова «колония» - такого слова просто не существовало в японском языке 1862-го года; он называл Шанхай «зависимой от Британии территорией» ( дай-эй дзоккоку ).
Таким образом, у нас немало причин видеть в Такасуги один из первых образцов антиимпериализма; вполне возможно, что он и поддержал бы какое-нибудь паназиатское (во главе с Японией, уж само собой) движение. Существует, однако, большая разница между таким воображаемым Такасуги и Такасуги, сочувствующим тайпинам с их целью разгромить династию Цинь. В воспоминаниях режиссёра Инагаки, написанных в 1983-м г., об обстоятельствах создания фильма сказано следующее:
«Мы с Банцумой сняли китайско-японский фильм «Огни Шанхая» в Шанхае; главный его герой – Такасуги Синсаку. После поражения в Опиумных войнах династия Цинь вынуждена была подписать унизительные договоры с Британией, и Китай потерял свою независимость. В этих условиях повстанцы, известные как тайпины и имевшие квазихристианскую идеологию, ( поправка, извините, моя. ) начали борьбу с правительством. Такасуги Синсаку, Годаи Томоацу, Накамуда Кураноскэ и их товарищи плыли в Шанхай с целью купить корабль западного типа; их заинтересовала гражданская война в Китае – они предвидели, что подобное может произойти и с Японией. Наша история – не о мочиловках и не о головорезе-Банцуме, и я не собирался брать на себя бремя войны в Тихом Океане…
Мы с Банцумой сняли фильм за восемь месяцев в Шанхае. Когда фильм вышел, Япония и Шанхай как раз подвергались воздушным налётам, людям было не до кино. Но по крайней мере мы – те, кто делал фильм – спокойно наблюдали начало и завершение войны на Тихом океане: так же, как Такасуги наблюдал в фильме восстание тайпинов.
В фильме есть один комический эпизод, разряжающий общую атмосферу: однажды утром Годаи Томоацу (которого играет Цукигата Рюноскэ, 1902 – 1970 гг.) пытается дозваться в отеле парочку чрезвычайно пронырливых мальчишек на побегушках, чтобы они приготовили чай ему и Накамуда Кураноскэ (которого играет Исигуро Тацуя, 1911 – 1965 гг.). Он обнаруживает, что не может произнести простейшие слова по-китайски: «чай» пишется и произносится по-японски и по-китайски одинаково, но по-китайски – с другой, неуловимо другой интонацией. Спускается Такасуги и встревает в переговоры, произнося на разные лады «чай». Когда китаец начинает повторять за ним японское слово, Такасуги реагирует: «Корэ да!» \ «Да, это самое». Китаец начинает повторять теперь эту фразу, «корэ да», и убеждают себя в конце концов, что странные постояльцы желают гаолян цзю \ 高粱酒 - водку из красного тростника; чуть позже показывают, как Годаи отпивает глоток и тут же выплёвывает жидкость фонтаном.
Китайских мальчиков сыграли Хань Ланьгэнь (1909 – 1982 гг.) и Цзинь Сюцэнь, приобретшие впоследствии, в фильмах 1930-40-х известность наподобие восточных Лорела и Харди.»
Моё примечание:
Глава заканчивается ещё парой абзацев на сугубо кинематографическую тему и пассажем о милитаризме тёсю в частности и Японии вообще; мне не показалось, что они, абзацы, содержат любопытные сведения.
Книжка написана _очень живо_. Она – лучшая из трёх книг о китайском такасужьем путешествии, которые я листала туда-сюда. Буду тихонько мечтать о том, чтоб однажды её полностью перевели на русский язык – и сделали бы это много лучше, чем я.
